Девушка с татуировкой дракона, которая хорошо начинала и быстро сдулась

Около года назад прочитал роман Стига Ларссона «Девушка с татуировкой дракона». Нормальный, крепкий такой шведский детектив, со своей необычной атмосферой северной, хорошо обжитой страны: чистые, скромные небольшие дома, холод, неброская природа, свободные семейные отношения плюс очень короткая дистанция между конторским служащим, рабочим или шофером и местным олигархом. Сам Ларссон - левый журналист и радикал, и книга получилась с некоторым «налетом левизны» в повествовании: злые богатые, которые прячут в своей среде преступников и готовы использовать всех в своих целях, задействуя связи и деньги. Однако этот налет не портил само повествование, просто придавал некий специфический привкус прочитанному.

Потом была просмотрена шведская экранизация этой книги - тоже неброская и добротная, как Икеевская мебель. При съемке фильма социальные аспекты несколько смягчили, так что на экране появился просто еще один увлекательный детектив, но с некоторым приглушенным социальным звучанием. Смотреть его было интересно, и я не пожалел о проведенном у телевизора времени. Американскую экранизацию не смотрел и смотреть не буду - мне не нравится подбор актеров и не настолько нравится книга, чтобы смотреть дважды ее разные экранизации.

Потом появились еще две экранизации следующих книг Ларссона - «Девушка, которая играла с огнем» и «Девушка, которая взрывала воздушные замки». Первую из них я посмотрел, ту, где девушка играет с огнем.

Знаете, что я вам скажу? Фигня полная. Унылая, тоскливая и вторичная. Актеры стараются, что-то играют, но сюжет беден, высосан из пальца, а левизна вместе с социальным накалом действуют как избыток перца в испорченном супе - вместо оттенка вкуса дают гарантированную изжогу.

Так что о потерянном на просмотр времени пожалел. Видимо, не надо было пытаться смотреть экранизации этого автора - я же читал, что произошедшее вполне закономерно, автор-левак с течением времени свои социальные выводы начал ценить больше сюжета и проработки характеров.

В Википедии о книгах можно прочесть тут, тут и тут, а про автора книг - здесь.

«Театр», «Театр» и еще раз «Театр»!

Слово «театр» повторяется в заголовке три раза потому, что я хочу поговорить о повести Сомерсета Моэма «Театр» (если кому-то понадобится быстро вспомнить, о чем там идет речь, то краткое изложение сюжета здесь), о ее советской экранизации в Вией Артмане в главной роли (об этом фильме на Кинопоиске есть здесь) и о новой голливудской экранизации с оригинальным названием «Being Julia», которая в дублированном для проката виде тоже получила название «Театр» (страница на Кинопоиске).

Повесть «Театр» - не основное и не самое выдающееся произведение в творчестве Моэма. У него есть и более значительные вещи, например, роман «Бремя страстей человеческих». Но именно «Театр» я считаю самой стильной и элегантной его вещью.

Моэм любил театр и сам был человеком очень многоплановым. Он прожил 91 год, и сумел вместить в свою жизнь и удачную писательскую карьеру, получение медицинского образования, работу в разведке, череду романов с мужчинами и женщинами, неудачный брак, отречение от дочери и лишение его наследства, усыновление любовников, путешествия по экзотическим местам планеты и потерю многих близких ему людей (подробнее о нем можно почитать в Википедии и на этом ресурсе, хотя в последнем случае я не нашел никаких ссылок на источники. Даже если половина в написанном там - неправда, оставшейся половины хватит на несколько биографий). Неудивительно, что и проза у Моэма многоплановая, в ней, кроме сюжета, всегда присутствует масса оттенков и полутонов. Так вот «Театр» - это именно такая, «полутоновая» проза, где сюжет является просто элегантным обрамлением и связующей тканью мыслей и отдельных поступков главных героев, так что практически любым эпизодом можно наслаждаться независимо от остальных, просто раскрыв книгу и начав читать с любого места.

Именно поэтому в обеих экранизациях «Театра» присутствует некий «внутренний рассказчик» - закадровый или внутрикадровый, но совершенно неживой и неприсутствующий в сюжете персонаж. Этот персонаж тем или иным образом доносит до зрителя мысли героев, объясняет мотивы их поступков или дает некий контекст истории, который практически невозможно передать кинематографическим языком.

В советской экранизации это элегантный мужчина с бородкой, периодически появляющийся в кадре в качестве рассказчика и собеседника главной героини, но в основном дополняющий сюжет своим голосом. В американской же экранизации в кадре периодически появляется ее давно умерший театральный наставник Джимми Ленгтон, который дает советы, одинаковым образом подходящие как для сцены, так и для повседневной жизни, и озвучивает мысли самой Джулии. Наверное, наличие такого вот «объяснятельного» персонажа - это единственное, что есть общего в обеих экранизациях, остальное все отличается разительно.

Начнем с внешних отличий двух фильмов. Американская экранизация существенно, просто несравнимо дороже отечественной. В советском фильме и близко нет таких интерьеров, таких видов Лондона, костюмов и прочих внешних эффектов. У нас все очень простенько, настолько, что я где-то даже видел этот фильм заявленным как «фильм-спектакль». Конечно, это некоторое преувеличение, в советской ленте есть планы, снятые на улице, съемка не ведется с неподвижных точек, да и антураж все-таки не театральный, но то, что фильм действительно сильно смахивает на спектакль (в первую очередь достаточным количеством театральных условностей) - это факт. И это, в общем, советскую ленту совершенно не портит, а даже наоборот, делает его стильно-театральным, как и задумал Янис Стрейч, прибалтийский режиссер нашего фильма. А вот американский фильм в этом плане намного ярче и дороже, и его кинематографичность вне всяких сомнений. Все на месте - автомобили, костюмы, мебель, улицы. Наверное, есть какие-то натяжки и промахи, но «картинка» у американцев посочнее, чем наша, и пейзажи хороши, и вообще натура в кадре не вызывает никаких нареканий. Если посмотреть оба фильма подряд - разница просто колоссальная.

Столь же радикально, как «картинка», отличаются и трактовки главной героини в экранизациях. Наша Джулия Ламберт - это Вия Артмане, она по-своему, по-актерски и по-женски мудра какой-то ассоциативной мудростью, и хотя за ней (по сюжету) значатся импульсивные поступки, но истеричкой ее никак не назовешь. А вот Джулия Ламберт в исполнении несравненной и потрясающей Аннетт Бенинг - это неуравновешенная, явно склонная к истерии особа, не способная ни правильно оценить ситуацию, ни достойно выйти из нее. Удивительно, но все основные сюжетные ситуации, в которых мы видим обеих героинь, в американской экранизации очень «переиграны», гиперболизированы и заострены до предела, почти до истерики. Помните финальную сцену издевательства Джулии над соперницей на сцене с помощью алого платка и шикарного платья? Так, по крайней мере, задумано в книге и показано в советском фильме. Так вот, в американском фильме Джулия Ламберт появляется на сцене в том же платье, но в жлобской накидке, без всякого алого платка, зато носится по сцене, кривляется, чихает и напоследок выдает какой-то длинный бессмысленный и напыщенный диалог, который, по замыслу создателей фильма, должен посрамить соперницу, а на самом деле - выставляет героиню фильма в крайне неприглядном свете.

Не хочу, чтобы у вас, моих читателей, сложилось впечатление, что «наша» Джулия Ламберт - идеальна. Нет, это не так. Мне кажется, что Джулия в исполнении Артмане все-таки несколько более флегматична, нежели представляется при прочтении книги. Когда она в фильме демонстрирует живость поведения, это выглядит немного искусственно. В этом смысле почему-то подсознательно хочется, чтобы, так сказать, Аннетт Бенинг вела себя как Вия Артмане))). Тогда визуальный образ и поведение сочетались бы очень органично. И еще, Бенинг - великолепная актриса, это видно и понятно, тут ни у кого нет сомнений, она могла бы быть прекрасной Джулией Ламберт, но, по видимому, Иштван Сабо поставил ей именно такую актерскую задачу: сыграть климактерическую истеричку.

Следующий персонаж - это, конечно, Том Феннел, безвестный бухгалтер и последняя любовь Джулии. Тут я безусловно ставлю высшую оценку персонажу, созданному американским (или английским, по месту рождения?) актером Шоном Эвансом. Это не потому, что созданный Иваром Калныньшем образ никуда не годится - нет, его Том чудо как хорош. В этом, собственно, и заключается проблема. Ведь у Моэма Том Феннел - это пустышка, красивая капризная обертка без всякой изюминки внутри. Посмотрите на Феннела в исполнении Калныньша - разве он такой? Он скорее блестящий негодяй или уверенный в себе амбициозный альфонс, но никак не пустое место, которым его задумал Моэм. А вот у Эванса показать эдакую смазливую пустышку очень даже удалось, и образ его Тома, хотя и не такой яркий и запоминающийся, как в советском фильме, куда ближе к первоисточнику, и этим он мне нравится. Эванс - прекрасный актер, и в этом фильме он очень хорошо оттеняет истеричную героиню Бенинг. Так что тут Иштван Сабо угадал, просто попал в «десятку».

А вот с образом «самого красивого мужчины Англии» Майкла Гослинга Сабо пролетел мимо цели на пару световых лет. Джереми Айронс в роли Гослинга чем-то похож на Калныньша в роли Феннела - он безумно хорош, но к книжному персонажу не имеет никакого отношения. По Моэму Гослинг - мужчина неотразимый, но недалекий, выросший в семье военного, склонный к прямолинейным решениям, практичный и лишенный какого бы то ни было темперамента, холодный, как рыба после пары лет, проведенных в морозильнике. А какого мы видим Гослинга в исполнении Айронса? Он не настолько красив, чтобы поверить, что перед вами - красивейший мужчина Англии, зато чертовски умен, тонок и крутящей своей истерической женой так, как служанка веником! Вообще создается впечатление, что этот персонаж и глубже, и интереснее, чем сама Джулия, и ему просто не повезло, что по воле режиссера или сценариста его на экране как-то маловато. В то время как Гослинг в исполнении Гунара Цилинского - это именно то, что присутствует в книге, а именно: мужчина средних лет с безошибочно узнаваемой печатью неотразимости в молодости, самодовольный, недалекий, практичный, которым его жена Джулия вертит во все стороны уверенно и умело. И хотя мне нравится то, что показал на экране Айронс, но пусть лучше это будет не в экранизации «Театра», а в каком-то другом фильме.

Чего-то я расписался не на шутку, давайте заканчивать. В общем, эта экранизация американцам не удалась. Толи Иштван Сабо постарел (а ведь талантливый же режиссер, ей-богу!), толи сценаристы и продюсеры его зажали в рамки, но то, что получилось, и близко не стоит к написанному Моэмом. Даже если посмотреть фильм как самостоятельное, не имеющее отношения к книге, произведение, то и тогда натяжек и ерунды в нем будет слишком много, а сюжет превращается в банальную тягомотину выяснения отношений между стареющей истеричкой и молодым ничтожеством. Поэтому, несмотря на отдельные удачи в американском фильме, я считаю его одной большой и хорошо профинансированной неудачей.

Спасибо вам за внимание, терпеливые мои читатели. Благодарю сайт Кинопоиск.Ру за возможность пользоваться картинками и информацией о фильмах.

Мультимедиа Арт-музей, Кляйн, Тихий, Фридландер и полицейский департамент Лос-Анжелеса. Часть II.

Продолжение этой заметки.

Далее были две выставки Ли Фридландера,«Новые машины, 1964» и «Америка. Взгляд из машины». Вообще Ли Фридландер — вполне обласканный славой и вниманием фотохудожник. Он снимал по заказу гламурных журналов, выполнял заказы дома Сваровски, фотографировал на черно-белую пленку обнаженную Мадонну и его работы чем-то напоминают фотографии Саудека.

Это фирменный знак всей выставки  «Америка. Взгляд из машины». То, что обычно мешает съемке (фрагменты автомобильного салона, зеркало, двери, руль) Фридландер превратил в то, что связывает воедино разрозненные картинки американской жизни, увиденные проезжающим мимо наблюдателем. Эти, увиденные мимоходом картинки, были очень разными — от мусорных куч и умерших промышленных гигантов до монументов погибших в Виксберге, но все они были очень неигровыми и непостановочными. Наблюдатель был отрешен от увиденного, и эту отрешенность очень удачно подчеркивали детали автомобиля, постоянно присутствующие в кадре. В отличие от снимков Кляйна, эти фото надо смотреть как раз на естественном для автомобиля расстоянии — приблизительно на расстоянии вытянутой руки, тогда появляется эффект присутствия, который особенным образом оттеняет увиденное.

Вторая выставка Фридландера — «Новые машины, 1964» — была задумана в свое время как рекламная компания Кадиллака. Но Фридландер не был бы Фридландером, если бы просто выполнил красивые плакатные фото новых моделей авто. Нет, он умышленно убрал машины с первого плана, сделав их своего рода деталями в стильных и динамичных городских интерьерах.

Конечно, общий план экспозиции не даст представления об энергетике этой его серии, но он позволит хотя бы получить общее впечатление. Именно «Новые автомобили. 1964» меня почему-то зацепили больше, чем его путевые заметки. Так что я очень и очень рекомендую к просмотру эту экспозицию.


Ну и напоследок — самое вкусное. На первом этаже, почти в закоулочных боковых залах, идет выставка архивных фотографий из фондов полицейского управления Лос-Анжелеса. В экспозицию попали разрозненные фото начиная с 1920-х и заканчивая 1950-мы годами. Я вам скажу, это что-то потрясающее! Во-первых, это снимки неигровые и нехудожественные, это своего рода рабочий материал, который зафиксировал самые неприглядные поступки, вызванные темными сторонами человеческой натуры. На снимках мы видим места преступлений, орудия убийства, обстоятельства ограблений, следы взрывов и разводы крови.

На фото видны учетные номера и неприглядные детали полицейской работы. Но тот, кто подумает, что это просто чернуха и трэшак, будут сильно ошибаться. Видно, что полицейские фотографы тоже чувствуют себя иногда художниками. Они выставляют свет, формируют композицию снимка, стараются вплести то страшное, что они снимают, в собственную художественную реальность.

Обратите внимание, как выстроен кадр. Слева высокий полицейский четко дополняет крышу автомобиля и делает кадр цельным. Дети сзади отведены вдаль, чтобы были видны отверстия в стекле, и от этого кадр стал воздушным, легким. Можно подумать, что так получилось случайно. Но для случайности слишком много таких хорошо выстроенных кадров!

А еще полицейские фотографы довоенного времени виртуозно работали со светом. Пластинки были не очень светочувствительными, места съемки зачастую были темноватыми, и фотографы совершали форменные чудеса с подсветками несколькими вспышками и повторными экспонированиями объектов.

Вот пример такой работы со светом. Попробуйте без дополнительной работы со светом сфотографировать объект на фоне светлого прохода изнутри темного помещения! Я уже не говорю о метафизическом наполнении фото, тут можно найти массу скрытых смыслов.

Особенное место занимают в экспозиции записки грабителей. В США бандиты не орут в банке «Стоять! Ограбление!». Там принято входить в банк с оружием и спокойно подавать кассиру такого рода записки:

«Замрите, не двигайтесь, улыбайтесь».

Эти слова можно сделать девизом всей выставки.Некоторые из показанных на выставке работ из полицейского архива можно увидеть здесь.

Естественно, сейчас в музее куда больше выставок. Притягивает внимание Черная Шапочка по мотивам Шарля Перро в подвале, влекут фото со съемок Гамлета, интересно сходить на фильмы Сокурова и Кляйна. В общем, если смотреть все, что увлекает, то можно провести там целый день. Очень советую сходить на их сайт заранее и выбрать то, что будете смотреть, тогда впечатление от увиденного останется цельным.

Хороших вам всем выходных.

Мультимедиа Арт-музей, Кляйн, Тихий, Фридландер и полицейский департамент Лос-Анжелеса. Часть I.

Получил сегодня целую кучу интересных впечатлений. В общем-то мы с женой пошли на фотовыставку Уильяма Кляйна (кто это такой, смотреть нужно тут, если коротко, то известный фотограф, новатор, живописец, режиссер и просто забавный дядька). Но в Мультимедиа Арт-музее на Остоженке (это тот домик, который раньше назывался Московский дом фотографии) обычно идет несколько выставок одновременно. Я думал сказать о тех, что зацепили меня больше всего, мимоходом, уделив больше всего внимания только той, которая понравилась больше всего. Но когда уже писал эту заметку, понял, что увиденное заслуживает несколько большего внимания, чем просто упоминание. Поэтому разбиваю заметку на две части. Это будет первая часть, про Кляйна и Тихого.


Начнем с основной выставки, на которую и шли, с фотографий Нью-Йорка в 1955 году, сделанных Уильямом Кляйном. Сам Кляйн — человек очень художественно одаренный. Он не только фотографирует, он и снимает документальное и художественное кино, рисует, пишет книги. Меня он порадовал и как потрясающий рассказчик: я видел его интервью по телевизору, приуроченное к открытию московской выставки, и этот немолодой мужчина произвел неизгладимое впечатление своим юмором и быстрыми, глубокими ответами. В общем, очень интересный человек.

Его фото надо смотреть издали! Они крупные, нарисованы и слеплены грубо, но очень вкусно! Наверное, когда он так начал снимать (а это середина 50-х), это была очень новаторская манера. Хотя сейчас этим никого не удивишь, глаз у него есть, это точно (кто бы сомневался!), так что многие фотографии не утратили своей художественной ценности и до сих пор. Мне кажется, что самое ценное у него не столько многократно отмеченное критиками парадоксальное чувство гармонии, сколько вот эта манера кажущейся простоты, этот открытый, спокойный взгляд на то, что вокруг него. Даже не верится, что увиденное было запечатлено специально, кажется, что все произошло абсолютно непроизвольно.

Это одна из самых известных фотографий мэтра, о которой он говорит, что на ней изображены обе его ипостаси, обе части его натуры: хулиган и смущающийся наблюдатель. Вообще лиц в работах Кляйна много, они интересные, но не идут ни в какое сравнение с линиями его фотографий, с их рисунком. Это обязательно нужно видеть, хотя бы в Интернете, не поленитесь и посмотрите, всемерно рекомендую.

Далее были ожидаемые мусорные фото от Мирослава Тихого.

  Это такой странный дед бомжеватого вида, который лепил фотокамеры из всяких отбросов и делал мутные изломанные фото чешских дамочек, которые и не подозревали, что их снимают. Вообще говоря, про этого дедушку много чего говорили. И что он самая большая загадка европейской фотографии середины 20-го века, и что он воплощение буддистских или христианских добродетелей, и что он создатель самой необычной фото-эстетики. В общем, наговорено и написано было много. Я же не понял причины такого пиетета.

Да, сам факт изготовления фотоаппаратов из найденного на свалках мусора впечатляет. Но этого явно недостаточно, чтобы сделать из снятого на мутную пленку объекты искусства! Зато насколько любовно и качественно была сделана экспозиция!

          Там вон видны на первом плане те реликты, которыми дедушка фотографировал. Если крупнее, то ниже две фотографии, которые дадут более полное впечатление о его фототехнике.

   
       

Естественно, славу ему принесли не эти реликты, а то, что он ими снимал. Это были вот такого вида творения.

 Критики усматривают в этом нечто совершенно необычное, особую непосредственность и утонченный примитивизм. Я же считаю самым удивительным то, что отбросы в руках дедушки могли вообще что-то снимать, а вот в его фото не вижу абсолютно никаких художественных достоинств. 

Я думаю, для первой части достаточно. В последующей заметке, в ближайшие дни, поговорим о Фридландере и полицейском департаменте Лос-Анжелеса.